Николай Дмитриев - Рубин из короны Витовта
Их ждали, и едва «Опель-Адмирал» затормозил на стоянке, как Минхеля и Гашке приветствовал сам комендант лагеря, который вышел, чтобы лично встретить гостей из Рейха. Не тратя времени, комендант провёл затянутых в эсэсовские мундиры приезжих в здание и, оставив их в полупустой комнате, где, кроме стола и стульев, ничего не было, вышел.
Гашке начал было с интересом рассматривать через окно лагерь, однако не прошло и пяти минут, как дверь скрипнула, и в комнату вошёл стройный молодой человек в форме польского капитана.
Увидав сразу двух эсэсовцев, он по военной привычке пристукнул каблуками и коротко, без лишней бравады, доложил:
– Капитан Вильк-Заставецкий. По приказу коменданта…
Минхель и Гашке, присматриваясь к так удачно найденному Вильку, выжидающе молчали, и тогда капитан, явно желая избежать неприятных вопросов, твёрдо заявил:
– Сразу предупреждаю: я фронтовой офицер, и всякие военные тайны мне неизвестны.
Вернер, поняв, каких именно вопросов ожидает пленный, поспешил заверить Вилька:
– Прошу не обращать особого внимания на наши мундиры. Мы историки и ищем всё, что сохранилось в семейных архивах и устных рассказах. Конечно, это касается аристократических семей, поскольку опыт показывает, что общая память людского сообщества ограничена двумя сотнями лет.
– Даже так… – Вильк не смог скрыть удивления, смешанного с удовольствием от того, что и его причисляют к аристократам, и уже совсем другим тоном поинтересовался: – И каким же периодом вы занимаетесь?
– Средневековьем, – Вернер жестом пригласил капитана садиться и, когда тот, придвинув поближе стул, сел, закончил фразу: – И если откровенно, то нас интересует, о чём у вас шла речь два года назад, когда вы встречались с графом Мунгази.
– О временах князя Витовта, – усмехнулся Вильк.
Именно в этот момент раздался осторожный стук, и солдат внёс и поставил на стол кофейный сервиз и два блюда: одно с пирожными, а второе с бутербродами.
Кофе был весьма уместной догадкой коменданта. Сразу приметив в глазах пленного голодный блеск, Вернер радушно предложил:
– Прошу, пан Вильк, угощайтесь… – и самолично налил капитану чашечку ароматного напитка.
– Благодарю… – Вильк принял чашечку и, сделав глоток, сказал: – Откровенно говоря, меня удивляет ваш интерес к прежним временам, тем более сейчас. Однако, если он есть, я скажу… Граф нашёл в своём архиве какие-то бумаги, где указывалось, что когда-то мой предок, рыцарь Вильк из Заставцев, и его оруженосец Скочиляс входили до почта рыцаря Шомоши…
– И что, вы ничего нового не смогли сообщить князю? – несколько нетерпеливо уточнил Гашке.
– Нет, – Вильк отрицательно покачал головой, сделал ещё пару глотков, и тут Вернер приметил на пальце капитана перстень, как две капли воды похожий на перстень фон Кирхгейма.
– А эта драгоценность у вас откуда? – показал на перстень Вернер, и чашечка с кофе в его руке замерла.
– О, этот перстень издавна передаётся у нас в роду как наследство… Только это совсем не драгоценность, а обычное стекло. Хотя, надо признать, выглядит весьма богато…
– И откуда же взялся в вашем роду этот перстень? – не сумев скрыть возбуждения, спросил Вернер.
– Неизвестно, – Вильк безразлично пожал плечами. – Просто издавна передавался, вот и всё.
– Вон как… – разочарованно протянул штурмбаннфюрер и одним глотком допил кофе…
Глава девятая. Дерзкое нападение
Когда перед вечером у ворот Сосновца протрубил чей-то рог, трубы на въездной башне не играли, а в замке царила тишина. Воротная стража быстро перекинулась несколькими словами с приезжими и беспрепятственно пропустила обычный дормез, который в сопровождении десятка воинов въехал во двор.
Случилось так, что позднего гостя встретил сам каштелян Шомоши, который, стоя у ворот, обсуждал с пани Беатой насущные дела. Однако, когда к большому удивлению обоих, из открывшейся дверцы дормеза вылез сам архиепископ Олесницкий, Шомоши бросился к нему:
– Ваша милость, я сейчас…
– Нет-нет, не надо лишнего шума… – Гость натянул поглубже капюшон плаща и попросил: – Лучше проведите меня к хозяину…
Пока удивлённый каштелян занимался размещением новоприбывших, пани Беата провела архиепископа до покоев, где его встретил встревоженный неожиданным визитом гетман и, вопросительно глядя на Олесницкого, приветствовал гостя:
– Какая радость, ваша милость, какая радость…
– А я к вам, пане коронный гетман… – Олесницкий откинул капюшон, снял плащ и только после того, как пани Беата убежала по своим делам, сообщил: – Пане гетман, у меня неприятные вести. Король Владислав решил ехать в Вильно. По приглашению князя Витовта. Там-таки должно начаться коронование, а они братья, и наш Ягайло – всего лишь человек, да к тому же слишком занят собственной персоной…
– А разве другие чем-то отличаются? – пожал плечами гетман и перешёл к делу: – Это очень хорошо, ваша милость, что вы приехали, потому как я уже собирался послать за вами…
– Случилось ещё что-то непредвиденное? – по одной интонации догадался Олесницкий.
– Частично… – с короткой усмешкой успокоил архиепископа гетман. – Я узнал, что цесарь якобы из-за гуситской угрозы отказался ехать в Троки, а вот корону Витовту решил отослать…
Они переглянулись, и хозяин, прислушиваясь к суматохе, поднятой в доме, предложил Олесницкому:
– Ваша милость, тут уже пани Беата начала хлопотать, так что лучше перейдём в другое место, потише…
Предложение было принято, и они прошли коридором к небольшому покою, где Олесницкий, который ни разу здесь не был, начал всё удивлённо рассматривать. На дворе уже смеркалось, в комнате было темновато, но ещё была возможность увидеть и полки с книгами у стены, и огромный стол посередине, на котором лежал большой раскрашенный лист.
Олесницкий ещё не успел толком осмотреться, как дверь раскрылась, и к ним со свечой в руках зашла пани Беата.
– Я прошу простить, но нужно ещё время, чтобы приготовить ужин…
– Ничего, мы пока тут поговорим, – успокоил её хозяин.
